#СОРОКИН: Я вырос в тоталитарном государстве, где жестокостью было пропитано все. Она, как воздух, заполняла все. Я вспомнил Крым: я помню очень хорошо одно из первых детских впечатлений. Мне было, по-моему, лет девять. Мы с отцом приехали в Алупку и сняли такой почти сарайчик. Во дворе сарайчика росло совершенно чудесное персиковое дерево. На дерево можно было забраться, оно было разлапистое.
И вот я забираюсь, срываю персик, он мягкий, шершавый. И вдруг из-за забора слышу какие-то странные хлюпающие звуки. А потом я понял, что это соседи. Там жила семья: жена, выпивающий муж и отец этой жены. Я разобрал, что это за звуки — это муж бил старика. Наконец, тот отчаянно спросил: "За что ты меня бьешь?" А тот говорит: "Да потому что хочется".
Сочетание этой идиллии, этого персика и вот этих странных всхлипов и ударов — вот, собственно, наша жизнь.
Все советское детство, юность — это было непрерывное столкновение с насилием. Везде: в детском саду, в школе, на улице с хулиганьем, дома с советскими родителями и так далее. Советские люди не могли выбирать. За них выбирало государство: начиная от сигарет, которые они должны были курить, до всего остального. Первое поколение, которое что-то стало выбирать само, — я думаю им сейчас, наверное, лет 30-35.
Этот колоссальный опыт насилия, как ледник, ползет, конечно, за постсоветским человеком. И этот опыт насилия властью сейчас активно используется в виде пещерного страха, чтобы пугать массы.
